Последний бой Николая Кузнецова

Теодор ГЛАДКОВ

27 июля исполняется 100 лет со дня рождения Николая Ивановича Кузнецова — легендарного советского разведчика. О его жизни написана не одна книга, ему посвящены пьесы и кинофильмы, о нём сложены песни, в нескольких городах страны ему поставлены памятники. Николай Кузнецов родился в деревне Зырянка Пермской губернии (ныне — Талицкий район Свердловской области). В 1926 году окончил семилетнюю школу и рано вступил во взрослую жизнь. Он участвовал в операциях по ликвидации в комипермяцких лесах бандитских групп, учился... В 1938 году взят в центральный аппарат НКВД СССР как одарённый молодой человек, блестяще освоивший немецкий язык с несколькими его диалектами, выполнял спецзадание по внедрению в дипломатическую среду Москвы.

Летом 1942 года под именем Николай Грачёв направлен в отряд специального назначения "Победители" под командованием полковника Дмитрия Медведева, который действовал вблизи оккупированного города Ровно. Кузнецовым были ликвидированы несколько немецких генералов и высокопоставленных чиновников оккупационной администрации. 9 марта 1944 года около города Броды Львовской области он погиб в бою с бандеровцами, переодетыми в форму бойцов Красной Армии.

О последних днях разведчика рассказывает писатель Теодор Кириллович Гладков, автор лучшей, по мнению специалистов, книги о Н.И. Кузнецове, вышедшей в московском издательстве "Вече" ("Легенда советской разведки").

Н.И. Кузнецов в форме немецкого офицера.

С НАСТУПЛЕНИЕМ нового, 1944 года фронт значительно приблизился к Ровно. До освобождения города от немецких оккупантов оставался всего лишь месяц. Порывы студёного ветра доносили до города отдалённые раскаты артиллерийской канонады. Шла сплошная эвакуация.

Выполняя приказ Центра, разведчики и отряд Дмитрия Медведева должны были сняться с места, на сей раз окончательно, и направиться уже не на север, а на запад. Целью был, разумеется, Львов, крупнейший город и исторический центр Западной Украины, "столица" так называемого дистрикта Галиция.

Главная трудность для разведчиков заключалась даже не в самом сложном и опасном переходе: во Львове не имелось твёрдых связей и явочных квартир, то есть никаких опорных пунктов. Правда, у некоторых партизан жили родственники или знакомые. Но было известно, что немцы расстреляли во Львове десятки тысяч жителей, в их числе могли оказаться и лица, на которых, как предполагалось, могли рассчитывать разведчики хотя бы первое время. Приходилось учитывать, что в городе располагались многочисленные и сильные службы безопасности гитлеровцев, а также и то, что Львов всегда был центром украинских националистов, их собственной "безпеки".

Подыскать квартиры, установить связи с надёжными людьми, определить места расположения складов, штабов, узлов связи, казарм, посеять в городе панику несколькими диверсиями и актами возмездия, по возможности выявить подготовленное для оседания в городе националистическое подполье и немецкую агентуру — с таким серьёзным заданием решено было заслать во Львов небольшую группу (три пары) разведчиков. Наконец им было поручено разведать нацистский план минирования Львова, чтобы воспрепятствовать разрушению старинного и красивого города немцами перед их неизбежным уходом. В случае потери связи с отрядом (такое не исключалось) разведчики должны были самостоятельно связываться с передовыми частями Красной Армии и передавать им добытую информацию.

Командование решило отправить во Львов и Николая Кузнецова. Руководствовалось оно при этом двумя соображениями. Во–первых, Ровно перестало интересовать советскую разведку. Во–вторых, и это немаловажно, многое указывало на то, что обер–лейтенант Зиберт свой ресурс пребывания в Ровно исчерпал и близок к разоблачению.

Лет двадцать–тридцать назад, когда речь заходила о провале советского разведчика или подпольщика на оккупированной территории, непременно искали выдавшего его предателя. Загодя предполагалось, что иначе как по чьей–то подлой измене неуязвимый герой провалиться не может, исключалась также, скажем, собственная ошибка или оплошность разведчика. Фактически это было проявлением болезненной подозрительности, характерным для тех времён недоверием к людям. Получалось, что на каждую проваленную подпольную организацию, на каждого схваченного разведчика, парашютиста, партизана, радистку непременно должен отыскаться свой Иуда. Разумеется, случаи гибели патриотов из–за предательства имели место, но не всегда, и не только они становились причиной провалов.

Нельзя презрительно сбрасывать со счетов работу вражеских спецслужб: СД, гестапо, абвера, крипо. Немецкая контрразведка и уголовная полиция (из рядов которой вышел, к слову, и сам Генрих Мюллер, руководитель гестапо) были высокопрофессиональными, с давними традициями, хорошо поставленной подготовкой сотрудников и агентов, они обладали первоклассной для того времени спецтехникой. Кроме того, на захваченной территории в их распоряжении были весь мощный аппарат оккупационных властей и военная сила, используемая для карательных экспедиций, проведения массовых облав и обысков, патрулирования местности.

К КОНЦУ НОЯБРЯ 1943 года гитлеровские спецслужбы в Ровно уже точно знали, что в городе находится советский разведчик, совершивший ряд диверсий и терактов. Они уже знали, что он носит военную форму с погонами обер–лейтенанта, имели даже приблизительное описание его внешности, поскольку заместитель рейхскомиссара Украины Эриха Коха Пауль Даргель лично дважды видел покушавшегося.

Кузнецов отправлялся во Львов самостоятельно в сопровождении лишь двух человек: уже испытанного Яна Каминского и шофёра Ивана Белова. Иван Васильевич Белов, уроженец Саратовской области, служил в Красной Армии, в сентябре 1941 года под Киевом попал в плен, выдал себя за украинца по фамилии Белько и на этом основании был освобождён. (В первый период войны немцы часто освобождали из пропагандистских соображений рядовых красноармейцев и младших командиров украинской национальности.) Для предстоящей операции Белова одели в форму и снабдили документами на имя солдата военно–транспортной организации Ивана Власовца. Ему был присвоен агентурный псевдоним Ил.

Водительские права Пауля Зиберта, изготовленные советской разведкой для Н.Кузнецова.

Во Львове наряду с основной разведывательной работой Кузнецову следовало, при возможности, осуществить акт возмездия над губернатором дистрикта Галиция Оттоном Вехтером или его заместителем Отто Бауэром. Ему также была дана санкция на уничтожение старших офицеров или крупных чиновников по своему усмотрению.

В случае приближения к городу Красной Армии Кузнецову надлежало, если окажется возможным, следовать вместе с отступающими немецкими войсками к Кракову. Именно сюда, в "столицу" генерал–губернаторства, должны были эвакуироваться высшие оккупационные учреждения рейхскомиссариата и дистрикта. В случае крайней опасности разведчикам предписывалось уйти в подполье и дождаться прихода Красной Армии.

15 января 1944 года Кузнецов, Каминский и Белов распрощались с боевыми товарищами, как тогда полагали, ненадолго и выехали во Львов через Луцк. В Луцке Кузнецов и его спутники совершили небольшую остановку по очень важной причине: группа связанных с отрядом польских патриотов Винцента Окорского заранее приготовила для них новый автомобиль: серый французский "пежо", принадлежавший местному гебитскомиссару Линднеру. Старые машины Пауля Зиберта, рассудило командование, слишком "скомпрометировали" себя в Ровно. 16 января на этой машине Колонист (Николай Кузнецов) отправился дальше, во Львов.

...ГРУППА Бориса Крутикова ушла хорошо вооружённой — под видом отряда бандеровцев, выполняющих особое задание. Большинство её участников были либо украинцами, либо знали украинский язык. Их снабдили хорошими документами. И всё же с самого начала всё пошло не так, как планировалось. Группа смогла пробиться к намеченному пункту лишь с огромным трудом и весьма ощутимыми потерями. Погиб в бою и её единственный радист Бурлака, была вдребезги разбита пулями рация. Гибель радиста уже сама по себе ставила перед будущими разведчиками во Львове множество проблем, ибо связь в разведке едва ли не самое главное. Что толку в ценнейшей информации, если её нельзя вовремя передать своим?

Только 19 января оставшаяся часть группы Крутикова подошла к селу Гуте–Пеняцкой, где установила контакт с небольшим отрядом польских патриотов под командованием Казимира Войцеховского. В Гуте Крутиков, сам уже раненный, решил на время обосноваться, отправив всё же одну пару разведчиков — Степана Пастухова и Михаила Кобеляцкого (агентов Хуста и Этну) во Львов. Степана Петровича Пастухова включили в состав группы, в частности, потому, что когда–то до войны он работал во Львове инженером коммунального хозяйства, а посему отлично знал не только сам город, но и подземные коммуникации, систему водоснабжения, канализации и другие важные вещи. Ушёл в город и третий разведчик — Борис Харитонов, также по предвоенной поре знавший неплохо город.

Поскольку новые документы Кузнецову вовремя получить из Москвы не удалось, для изменения его "установочных данных", хотя бы внешних, сделали максимум возможного ещё в отряде: ему "присвоили" задним числом очередное воинское звание гауптмана, так что на его погонах прибавилось по второй рифлёной звёздочке. Технически проделать операцию производства было поручено доктору Цессарскому, владевшему немецким языком. Он рассказывал автору, что очень волновался, предварительно тренировался на чистом листе бумаге, прежде чем внёс в "зольдбух" Зиберта одно–единственное немецкое слово "гауптман" и цифрами дату приказа...

Вслед за группой Крутикова и Кузнецовым снялся с места и приступил к двухсоткилометровому переходу в сторону Львова и весь отряд, насчитывающий к тому времени примерно тысячу четыреста человек. Идти пришлось с боями. Несколько дней потребовалось только для того, чтобы прорваться через усиленно охраняемую железную дорогу Ровно — Луцк.

Последняя остановка отряда состоялась в большом селе Нивицы, примерно в шестидесяти километрах (если по прямой) от Львова. Именно здесь произошёл короткий, но жестокий ночной бой, когда староста села, немецкий прислужник и скрытый оуновец, навёл на отряд партизан подразделение из украинской эсэсовской дивизии "Галичина".

К утру противник отступил, оставив на поле боя около тридцати убитых. В этой схватке едва не погиб командир отряда Дмитрий Медведев — его заслонил телом ветеран обоих медведевских отрядов, тракторист из Казахстана Дарпек Абдраимов. Сам же Дмитрий Николаевич даже не был ранен, хотя утром насчитал в своей шинели двенадцать, а в шапке две пулевые пробоины.

На следующем привале командир радиовзвода Лидия Шерстнёва приняла приказ Верховного Главнокомандующего об освобождении Красной Армией городов Луцка и Ровно. Затем она же на очередном сеансе связи с Москвой приняла приказ Центра о выводе отряда в ближайший тыл Красной Армии. Отряду пришлось двинуться в обратный путь. 5 февраля близ всё той же железной дороги Луцк — Ровно он в последний раз дрался с немцами — прорывавшимися на запад мотомеханизированными подразделениями вермахта, располагавшими даже танками. По сути дела, отряд уже находился в тылу наступающей Красной Армии.

Похоронив павших в этом бою восьмерых товарищей, партизаны увидели первых за полтора года советских солдат: в потрёпанном, ещё не сменённом на летнее обмундировании, но с новыми, непривычными для их глаз знаками различия — погонами на плечах.

Этим боем Дмитрий Николаевич командовал через связных, лёжа в повозке. Дал остро знать повреждённый за полтора года до этого при неудачном приземлении с парашютом позвоночник.

...В МОСКВЕ полковника Медведева после двух дней пребывания дома поместили в госпиталь. Лёжа в отдельной палате, он писал отчёт и читал газеты за два последних месяца.

В "Правде" от 15 февраля ему бросилась в глаза коротенькая заметка: "Стокгольм. По сообщению газеты "Афтенбладет", на улице Львова среди бела дня неизвестным, одетым в немецкую военную форму, были убиты вице–губернатор Галиции доктор Бауэр и высокопоставленный чиновник Шнайдер. Убийца не задержан".

Медведев ни секунды не сомневался, что "неизвестный" — это Кузнецов.

— Не задержан! Не задержан! — радостно повторял он пришедшим к нему в госпиталь сотрудникам 4–го управления НКВД СССР. Это было последнее упоминание о Кузнецове. Ни одного сообщения о нём или его спутниках в Центр больше не поступало. Что–то стало проясняться лишь после освобождения Львова и разбора документов, захваченных в здании СД (службы безопасности — Sicherheitsdienst, с 1939 года входило в состав главного управления имперской безопасности. — Ред.).

27 июля 1944 года войска 1–го Украинского фронта под командованием Маршала Советского Союза И.С. Конева завершили ликвидацию окружённой группировки противника в районе Львова и освободили областные центры Западной Украины Львов и Станислав. Тем самым был завершён первый этап Львовско–Сандомирской операции, в ходе которой было нанесено поражение немецкой группе армий "Северная Украина".

Вскоре во Львов выехали сотрудники Центра Л. Сташко и С. Окунь, а также Д. Медведев, чтобы помочь местным контрразведчикам очистить город от оставленной в нём вражеской агентуры и найти какие–то следы Николая Кузнецова, Яна Каминского и Ивана Белова.

Во Львове Медведев узнал подробности трагического во многом перехода группы Крутикова, ознакомился с большой и, как оказалось, чрезвычайно эффективной работой в городе Пастухова и Кобеляцкого. Эти разведчики за время своего нахождения во Львове установили дислокацию многих военных объектов врага, особенно складов, штабов и скоплений войск. Они успешно произвели несколько диверсий, а во время бомбардировок города советской авиацией подавали лётчикам сигналы с помощью фонариков, наводя самолёты на цели. Пастухов и Кобеляцкий уничтожили около двадцати гитлеровских офицеров и агентов СД. Наконец им удалось выведать частичный план минирования Львова. По одной из подземных коммуникаций они провели к центру города группу советских автоматчиков. Встретив передовую часть Красной Армии, разведчики передали в её штаб всю добытую ими важную информацию.

В один из дней, когда разведчики проходили мимо памятника Адаму Мицкевичу, рядом, обдав брызгами, промчался серый автомобиль. Пастухову показалось, что он узнал пассажира в офицерской форме, сидевшего рядом с шофёром.

— Видал? — спросил он Кобеляцкого. — Он?

— Он, Грачёв, — подтвердил Михаил. — Ну, теперь жди больших дел.

Долго ждать не пришлось. Через три дня Львов, как в своё время и Ровно, был необычайно взбудоражен. Повсюду люди шёпотом передавали друг другу самые фантастические подробности о том, как неизвестный офицер убил двух высокопоставленных немецких чиновников.

Разведчики ликовали: значит, они правильно опознали пассажира серого автомобиля.

13 февраля Пастухов купил у мальчишки на улице две издававшиеся во Львове газеты на украинском и немецком языках. Обе газеты напечатали сообщение об убийстве вице–губернатора дистрикта Галиция, шефа правительства дистрикта доктора Отто Бауэра и шефа канцелярии президиума правительства дистрикта, земельного советника юстиции доктора Гейнриха Шнайдера.

Видел во Львове Кузнецова и Борис Харитонов. Он шёл по Академической улице, когда вдруг увидел возле приткнувшейся к бровке тротуара автомашины офицера в длинной шинели и надвинутой низко на брови фуражке. Подойдя ближе, он узнал в немце Кузнецова. Как полагал Харитонов, Кузнецов тоже узнал его, но подал немой сигнал — "проходи мимо".

Одним из ответственных сотрудников полиции безопасности во Львове был гауптштурмфюрер СС Петер Кристиан Краузе, принимавший непосредственное участие в поисках во Львове и его окрестностях гауптмана Зиберта. Его подпись имеется на некоторых документах, касающихся Кузнецова. В первые же дни после окончания войны Краузе был взят в плен Красной Армией, но до 1948 года он выдавал себя за рядового солдата Германа Рудаки, потом, наконец, был изобличён как военный преступник. 8 сентября 1951 года Краузе, содержавшегося в лагере под Ижевском, допросили. Разумеется, он кое–что утаил, кое–что исказил, кое–что действительно успел позабыть, но часть его показаний заслуживает интереса и доверия, так как могла быть проверена по другим источникам.

В КОНЦЕ концов удалось восстановить основные эпизоды, относящиеся к действиям Колониста во Львове.

...Новенький серый "пежо", полученный в Луцке от Винцента Окорского, со всех точек зрения устраивал Ивана Белова. Что и говорить, машина была превосходной. Маневренна, баки заполнены первосортным бензином. Предусмотрительные поляки даже успели в ожидании неизвестных им людей от Медведева сменить номерные знаки. Так что со стороны транспорта никаких сюрпризов не предвиделось. До Львова Зиберт и его спутники добрались без задержки.

Но здесь начались трудности. Город был переполнен офицерами, чинами военной администрации, сотрудниками спецслужб в форме и в штатском.

Хаос и неразбериха, царившие во Львове, при наличии надёжных квартир и прочных связей могли бы только способствовать выполнению заданий, но при отсутствии таковых становились весьма серьёзной помехой. А дело обстояло так: ни один надёжный адрес, полученный Кузнецовым перед отъездом, не сработал, нужных людей во Львове по разным причинам не оказалось. Положение становилось тревожным. Оно усугублялось и тем, что гитлеровцы, бессильные навести порядок в своём тылу, видели единственное спасение в усилении репрессий. Бесчисленные патрули на каждом шагу проверяли документы не только у местных жителей, но и у военных (правда, не у офицеров), вылавливали дезертиров.

Возможно, если бы Кузнецов встретился во Львове сразу с Пастуховым и Кобеляцким, проблема с жильём была бы решена. Более того, возможно, что в этом случае Николай Иванович и его спутники остались бы живы, как уцелели и Пастухов и Кобеляцкий. Если бы... Но история, как известно, не признаёт сослагательного наклонения.

До сих пор с достоверностью неизвестно, где жили во Львове Кузнецов, Каминский и Белов. Есть только догадки, что у каких–то дальних родственников или знакомых Яна. Возможно, они несколько раз меняли квартиры. Ясно лишь одно: ни в гостинице, ни в военном общежитии разведчики на ночлег не останавливались.

...Эта улица — одна из самых длинных во Львове. Она трижды меняла название. Тот её участок, который в годы оккупации назывался Лейтенштрассе, сейчас по праву именуется улицей Ивана Франко, потому как именно здесь жил когда–то великий украинский писатель.

Под номером 11 на этой улице значилась роскошная вилла с садом, террасами, мраморными скульптурами, бассейном и теннисным кортом, некогда принадлежавшая польскому магнату. Теперь в ней поселился губернатор Галиции Оттон Вехтер. Чуть ниже виллы–музей Ивана Франко. Напротив дома–музея — трёхэтажное здание, в котором жили вице–губернатор Отто Бауэр и Гейнрих Шнайдер.

О ТОМ, что произошло на этом месте утром 9 февраля 1944 года, Борису Харитонову рассказала, понятно, уже в мирное время, здешняя жительница и очевидица события София Доминиковна Дутко. А произошло всё с её слов следующим образом.

Возле дома, в котором жил вице–губернатор, стоял большой чёрный автомобиль. Шофёр стоял возле калитки, чтобы открыть её, когда появится его шеф. Эта машина приезжала за Бауэром каждый день около восьми часов.

Вдруг справа, с горки, подъехала ещё одна машина, маленькая, мышиного цвета и остановилась возле музея. Из неё вышел стройный офицер и направился к автомобилю вице–губернатора. В машине офицера кроме шофёра оставался ещё один пассажир. Из подъезда вышли двое — вице–губернатор Бауэр и живший с ним в одном доме Шнайдер. Бауэр на ходу зябко укутывал шею теплым шерстяным шарфом. В этот момент к нему приблизился офицер и спросил:

— Прошу прощения, вы доктор Бауэр?

— Да, — подтвердил вице–губернатор, застёгивая наконец непослушную пуговицу у горла. — В чём дело?

— Вам пакет, — неизвестный офицер сунул руку за борт шинели и тут же выдернул. Но вместо пакета в его ладони тускло блеснул пистолет. Негромко ударили два выстрела, и оба высокопоставленных немца рухнули на тротуар. Впрочем, самих пистолетных выстрелов София Дутко, пожалуй, не расслышала, так как их заглушила автоматная очередь: это бил по генеральскому шофёру пассажир из кабины маленькой серой машины.

Стрелявший офицер быстро подбежал к ней, прыгнул в открытую дверцу, и машина, рванув с места, тут же скрылась за поворотом на Софиевскую улицу. А на окровавленном асфальте остались только трупы убитых гитлеровцев и... слухи, самые фантастические слухи, подобно снежной лавине хлынувшие на город. Вот как в действительности произошло событие, о котором Пастухов и Кобеляцкий прочитали в местных газетах.

После уничтожения Бауэра и Шнайдера Кузнецову, Каминскому и Белову оставаться во Львове было невозможно. Здесь не было рядом надёжной "малой земли" — родной партизанской базы, в самом городе они не имели ни прочных связей, ни запасных квартир, чтобы отсидеться там в первые, самые опасные дни после покушения. Кузнецов не сомневался, что по следам неизвестного офицера и его спутников, убивших вице–губернатора и начальника канцелярии, будут брошены все силы службы безопасности и полиции безопасности. К тому же у Зиберта были основания полагать, что этим службам его личность уже вовсе не "неизвестна"...

ЕДИНСТВЕННАЯ попытка задержать разведчиков произошла 12 февраля не во Львове или у городской черты, а в восемнадцати километрах от него, возле шлагбаума у села Куровицы. Здесь серый "пежо" остановил для проверки пост полевой жандармерии. Кузнецов сразу почуял опасность: начальником поста был не фельдфебель, как обычно, даже не лейтенант, а майор полевой жандармерии.

По свидетельству того же Краузе, Кантер якобы потребовал у Зиберта разрешение на выезд из города. У Зиберта такового, разумеется, быть не могло. В тот момент, когда один из фельдфебелей поста поднимал шлагбаум, чтобы пропустить встречный грузовик, Кузнецов выхватил пистолет и дважды выстрелил в майора Кантера, другого выхода у него попросту не имелось. Иван Белов (разумеется, умница водитель и не подумал выключить зажигание) тут же рванул с места, раньше, чем фельдфебель успел что–либо сообразить и опустить шлагбаум.

Вслед загремели автоматные очереди. Одна пуля пробила заднее и навылет лобовое стекло, по счастью, никого не задев. Но несколько пуль всё–таки попали в задние колеса. Вихляя и подпрыгивая на дороге, автомобиль ещё проехал метров восемьсот и ткнулся носом в кювет.

— Бросаем машину! — скомандовал Кузнецов. — Уходим в лес!

В этот день и час завершилась карьера гауптмана Пауля Зиберта. Великолепные, как принято говорить в разведке, "железные" документы проржавели и ничего, кроме полного провала, принести своему владельцу уже не могли. Что ж, гауптман Зиберт своё дело сделал, но оставался советский разведчик Кузнецов, которому, коль уж так смешались все карты и кардинально изменились обстоятельства, предстояло теперь пробиваться через линию фронта. Войсковые разведчики хорошо знают, что возвращение зачастую бывает самым опасным моментом при выполнении задания, особенно если переход предстоит совершать на том участке передовой, где их не ждут. Запросто могут подстрелить свои же, особенно если на разведчиках вражеская униформа.

НЕСКОЛЬКО дней разведчики бродили по лесам, в слабой надежде встретить кого–либо из своего отряда или в крайнем случае местных партизан. В конце концов, изголодавшиеся и оборванные, они действительно набрели на маленький отряд, скорее даже группу самообороны львовских евреев под командованием Оиле Баума. Жили они в двух землянках, вырытых в лесном овраге и хорошо замаскированных. Здесь разведчики отдыхали два дня. Их запомнили и впоследствии правильно описали бойцы Абрам Баум (брат командира) и Марек Шпилька. Кузнецов рассказал им, что именно он со своими спутниками уничтожил во Львове Бауэра и Шнайдера, а по выезде из Львова майора фельджандармерии и, возможно, ещё несколько солдат: Каминский стрелял по ним уже на ходу из автомата и не мог с точностью сказать, в кого именно попал.

Впрочем, об уничтожении во Львове двух высокопоставленных сановников слушатели уже знали, потому что поддерживали связь с городом, откуда им иногда даже доставляли газеты. Разумеется, Кузнецов ничего не сказал этим людям, кто он такой, чьи и какие задания выполняет. Попросил только помочь в переходе линии фронта, поскольку наверняка немцы уже развернули на него настоящую охоту.

Партизаны из группы Баума принесли Кузнецову выходящую во Львове газету на немецком языке с некрологами о Бауэре и Шнайдере, ещё какие–то газеты, а также снабдили его картами местности. Николай Иванович рвался поскорее выйти к линии фронта и встретиться с передовыми частями Красной Армии. Видимо, именно тогда Николай Иванович написал отчёт о проделанной разведывательной и диверсионной работе.

Зачем он это сделал? По трезвому, хорошо продуманному расчёту. Кузнецов не без оснований полагал, что может погибнуть от рук соотечественников из–за той же немецкой одежды. Бойцы на передовой не очень–то церемонятся и размышляют, не тот у них душевный настрой, когда к ним приближается кто–то с неприятельской стороны. Однако, полагал Кузнецов, одежду убитого немецкого гауптмана непременно обыщут, конверт с отчётом обнаружат и передадут начальству. Отчёт он подписал псевдонимом "Пух", известным только Центру.

Опергруппами (отрядами) НКВД–НКГБ руководило 4–е управление, возглавляемое комиссаром госбезопасности 3 ранга Павлом Судоплатовым. Но Кузнецов, будучи не один год сотрудником негласного штата контрразведки, по–прежнему считал своим постоянным руководителем начальника 2–го контрразведывательного главного управления Петра Федотова. Потому–то на конверте он написал, чтобы его передали генералу Ф., здраво рассуждая, что в любом штабе Красной Армии, куда неминуемо попадёт пакет, поймут, о ком идёт речь.

Партизаны из еврейской группы самообороны не только снабдили Кузнецова картами и газетами, но и дали проводника — Самуила Эрлиха, который, зная местность, мог вывести разведчиков к линии фронта. К сожалению, отыскать этого человека не удалось, позднее выяснилось, что Эрлих был убит бандеровцами на обратном пути. Так что осталось неизвестным, до какого пункта он довёл Кузнецова и его спутников, где и почему они расстались.

НА ЭТОМ след Колониста обрывался. Уже наступала осень, и сотрудники Центра понимали, что на освобождённой территории этого района Украины его нет — иначе он бы давно объявился. Точно было установлено и то, что ни в одну наступающую часть Красной Армии разведчик не приходил. Никакая похоронная команда тела немецкого гауптмана Зиберта на поле боя не обнаруживала.

Может быть, разведчикам удалось влиться в колонну отступающих немецких войск и добраться до Кракова? Маловероятно, если вспомним, что фактически они остались без документов. Всё–таки какая–то надежда, что разведчики живы, хоть и призрачная, сохранялась... До тех пор, пока в грудах бумаг службы и полиции безопасности во Львове не был обнаружен один документ.