ИЗ ГЕСТАПО ПОДСКАЗАЛИ ТОЧНО
22 Июня 2004
Беседу вел Николай ДОЛГОПОЛОВ
О ДАТЕ НАПАДЕНИЯ ГЕРМАНИИ НА СССР РАЗВЕДЧИК АЛЕКСАНДР КОРОТКОВ ПЕРЕДАВАЛ ПРЯМО ИЗ БЕРЛИНА
Историк и известный писатель Теодор Гладков рассказывает о подвиге советских сотрудников внешней разведки, а также их немецких агентов, среди которых был и офицер гестапо. Они сумели сообщить в Москву о готовящемся нападении Гитлера с точностью до часа.
— Теодор Кириллович, среди героев ваших исторических исследований, книг, документальных кинофильмов — Александр Михайлович Коротков, ставший после войны руководителем одного из наиболее засекреченных управлений советской разведки. Не зря Короткова в кругах весьма узких называли "королем нелегалов". А что если попробовать обратиться к малоизвестному периоду его работы — Берлин, 1941 год? Об этом писалось мало и как-то глухо.
— Недавно кое-какие закрытые раньше страницы архивов слегка приоткрылись. И если говорить о Короткове, то нарком Берия направил его в Берлин летом 1940-го со служебным паспортом на имя Владимира Петровича Коротких. Сам Берия отлично понимал неизбежность войны, от которой страну отделяли уже не месяцы, а недели. Однако Сталину, считавшему, что у Советского Союза в запасе еще год, а то и два, не перечил. Тем не менее Москве нужна была объективная картина обстановки в столице Третьего рейха, о чем Степанов, таким был оперативный псевдоним Короткова, получил задание добросовестно информировать лично Берию. Он мог откровенно высказывать в донесениях свои собственные суждения, если они даже расходились с мнением посла или резидента.
— И с чего начал в Берлине Коротков-Степанов?
— Постарался побыстрее установить, что сталось с ценнейшими нашими агентами, связи с которыми были на два-три года заморожены. Ведь многие, если не почти все, сотрудники советской внешней разведки были в 1937-м отозваны из-за границы: их расстреляли, репрессировали. По существу работа была парализована. Коротков сумел отыскать Арвида Харнака, оперативный псевдоним "Корсиканец", с его женой и тоже советским агентом Милдред ("Японка"). Они по-прежнему занимали важные посты, были исключительно информированы. Коротков поразился, узнав, что в подпольной группе Харнака свыше 60 антифашистов.
— Они, если не ошибаюсь, и составляли костяк той самой "Красной капеллы", которую гестапо уничтожило уже через год после начала войны.
— Но до этого успели передать столько полезных, ценнейших сведений... А Коротков, соблюдая максимум предосторожности, вышел и на агента Брайтенбаха. В жизни Вильям (Вилли) Леман был кадровым сотрудником гестапо, гауптштурмбанфюрером СС. Никто из предшественников Кузнецова его не вербовал. Он был, по терминологии спецслужб, инициативником, то есть предложил свои услуги советской разведке добровольно еще в 1929 году. Одно время в обязанности Лемана входило наблюдение за иностранными дипломатами, в том числе сотрудниками нашего постпредства, торгового представительства, других учреждений. Именно благодаря Леману удалось избежать арестов и вывезти из Германии нескольких советских разведчиков, попавших в поле зрения гестапо.
— Наверно, услуги такого агента обходились недешево?
— Его запросы отличались скромной разумностью. Скорее Леман работал на идейной основе. Лишь однажды, когда Вилли здорово заболел, то по приказу руководителя ИНО Артура Артузова ему передали солидную сумму денег на лечение. А потом, чтобы не вызывать подозрений, деньги эти остроумно легализовали: подстроили Леману выигрыш в тотализаторе на берлинском ипподроме... Брайтенбах, передавший, между прочим, в Москву информацию о первых испытаниях боевых ракет дальнего действия молодого инженера Вернера фон Брауна, был единственным нашим агентом в гестапо.
— Насколько понимаю, антифашисты из "Красной капеллы" и Леман постоянно предупреждали Короткова о подготовке Гитлера к войне?
— Да, однако, строго говоря, их информация лишь подтверждала его тревожные опасения. Но с начала 1941-го данные стали нарастать снежным комом. В мартовском донесении Короткова были и такие строки: "Решен вопрос о военном выступлении против СССР..." Сам разведчик был настолько убежден в достоверности информации, стекающейся к нему сразу из нескольких источников, что предложил принять немедленные меры для связи со своей немецкой агентурой во время наступающей войны. А Леман предупредил его, что сотрудники гестапо фактически переведены на казарменное положение. К тому же самому Брайтенбаху приказано переговорить с отставными ветеранами уголовной полиции: надо возвращаться на работу, на Востоке предстоят большие дела.
— А как воспринимали эти тревожные донесения в Москве?
— По крайне мере для Харнака и его группы начали присылать с дипломатической почтой рации, шифры, коды, деньги... Но Коротков просто физически не мог успеть передать антифашистам всю аппаратуру и немецкие марки, доставленные из Москвы во второй половине июня. А радист резидентуры не успел как следует обучить работе на рации немецких антифашистов. Утром в четверг 19 июня 1941-го Леман условным анонимным звонком вызвал сотрудника советской резидентуры на срочную встречу. Она длилась всего несколько минут. Обычно сдержанный Брайтенбах едва выдавил: "Война... Нападение состоится в воскресенье, 22 июня... В три часа утра. Прощайте, товарищ". Так что вряд ли после всего этого можно десятилетиями долбить о "внезапности" фашистской агрессии.
— А что удалось — или не удалось — предпринять Короткову, находившемуся в Берлине, когда началась война?
— Немало. Хотя уже в три часа утра 22 июня здание советского посольства было оцеплено эсэсовцами, почему-то в стальных касках и с карабинами в руках. Единственным дипломатом, которому можно было выезжать в немецкий МИД по предварительной договоренности и в сопровождении начальника охраны посольства офицера СС Хайнеманна, был назначен Валентин Бережков — хороший друг Короткова. Он и помог разведчику вырваться из посольства. Бережков переговорил с Хайнеманном, придумав версию, по которой Коротков хочет проститься со своей любовью — красавицей немкой и передать ей подарок.
— Неужели эсэсовец не понимал всей этой игры?
— Коротков знал, что этот человек, руководивший охраной посольства уже два года, не проявлял неприязни к советским, охотно с ними беседовал. Так что был шанс, что он примет игру. Коротков деликатно переговорил с ним, предложив свои накопления. Ведь при депортации из Германии советским гражданам разрешалось захватить с собой лишь чемодан с носильными вещами и сто марок. Коротков отдал Хайнеманну тысячу.
— Да, игра все та же...
— Но наш разведчик обставил все это красиво, сказав, что пусть уж Хайнеманн на эти деньги оплатит свое парадное обмундирование, все равно пропадать его маркам. Дважды немец вывозил Короткова в город, высаживая где-нибудь около метро. Часа через два подбирал в другом назначенном месте, и они возвращались в посольство. За это время Коротков звонил по телефону-автомату нужному немецкому агенту, передавал инструкции, шифры, деньги...
— Смертельно опасно! Ведь уже шла война. А тут советский разведчик разгуливает по Берлину.
— Верная смерть: окажись Хайнеманн провокатором, Короткова ничего бы не спасло. Ведь формально он находился в посольстве. 2 июля, когда советские дипломаты уезжали из Берлина, они попрощались с начальником охраны. Тот дал понять, что "красавица немка" тут ни при чем: "Возможно, — сказал он, — мне придется когда-нибудь сослаться кому-нибудь на эту услугу. Надеюсь, она не будет забыта".
После войны Коротков пытался разыскать Хайнеманна. Не сумел. Вилли Леман был убит гестаповцами, уничтожены почти все члены "Красной капеллы". Но совершенное ими, Коротковым, другими нашими разведчиками все равно так или иначе приближало час Победы...
О ДАТЕ НАПАДЕНИЯ ГЕРМАНИИ НА СССР РАЗВЕДЧИК АЛЕКСАНДР КОРОТКОВ ПЕРЕДАВАЛ ПРЯМО ИЗ БЕРЛИНА
Историк и известный писатель Теодор Гладков рассказывает о подвиге советских сотрудников внешней разведки, а также их немецких агентов, среди которых был и офицер гестапо. Они сумели сообщить в Москву о готовящемся нападении Гитлера с точностью до часа.
— Теодор Кириллович, среди героев ваших исторических исследований, книг, документальных кинофильмов — Александр Михайлович Коротков, ставший после войны руководителем одного из наиболее засекреченных управлений советской разведки. Не зря Короткова в кругах весьма узких называли "королем нелегалов". А что если попробовать обратиться к малоизвестному периоду его работы — Берлин, 1941 год? Об этом писалось мало и как-то глухо.
— Недавно кое-какие закрытые раньше страницы архивов слегка приоткрылись. И если говорить о Короткове, то нарком Берия направил его в Берлин летом 1940-го со служебным паспортом на имя Владимира Петровича Коротких. Сам Берия отлично понимал неизбежность войны, от которой страну отделяли уже не месяцы, а недели. Однако Сталину, считавшему, что у Советского Союза в запасе еще год, а то и два, не перечил. Тем не менее Москве нужна была объективная картина обстановки в столице Третьего рейха, о чем Степанов, таким был оперативный псевдоним Короткова, получил задание добросовестно информировать лично Берию. Он мог откровенно высказывать в донесениях свои собственные суждения, если они даже расходились с мнением посла или резидента.
— И с чего начал в Берлине Коротков-Степанов?
— Постарался побыстрее установить, что сталось с ценнейшими нашими агентами, связи с которыми были на два-три года заморожены. Ведь многие, если не почти все, сотрудники советской внешней разведки были в 1937-м отозваны из-за границы: их расстреляли, репрессировали. По существу работа была парализована. Коротков сумел отыскать Арвида Харнака, оперативный псевдоним "Корсиканец", с его женой и тоже советским агентом Милдред ("Японка"). Они по-прежнему занимали важные посты, были исключительно информированы. Коротков поразился, узнав, что в подпольной группе Харнака свыше 60 антифашистов.
— Они, если не ошибаюсь, и составляли костяк той самой "Красной капеллы", которую гестапо уничтожило уже через год после начала войны.
— Но до этого успели передать столько полезных, ценнейших сведений... А Коротков, соблюдая максимум предосторожности, вышел и на агента Брайтенбаха. В жизни Вильям (Вилли) Леман был кадровым сотрудником гестапо, гауптштурмбанфюрером СС. Никто из предшественников Кузнецова его не вербовал. Он был, по терминологии спецслужб, инициативником, то есть предложил свои услуги советской разведке добровольно еще в 1929 году. Одно время в обязанности Лемана входило наблюдение за иностранными дипломатами, в том числе сотрудниками нашего постпредства, торгового представительства, других учреждений. Именно благодаря Леману удалось избежать арестов и вывезти из Германии нескольких советских разведчиков, попавших в поле зрения гестапо.
— Наверно, услуги такого агента обходились недешево?
— Его запросы отличались скромной разумностью. Скорее Леман работал на идейной основе. Лишь однажды, когда Вилли здорово заболел, то по приказу руководителя ИНО Артура Артузова ему передали солидную сумму денег на лечение. А потом, чтобы не вызывать подозрений, деньги эти остроумно легализовали: подстроили Леману выигрыш в тотализаторе на берлинском ипподроме... Брайтенбах, передавший, между прочим, в Москву информацию о первых испытаниях боевых ракет дальнего действия молодого инженера Вернера фон Брауна, был единственным нашим агентом в гестапо.
— Насколько понимаю, антифашисты из "Красной капеллы" и Леман постоянно предупреждали Короткова о подготовке Гитлера к войне?
— Да, однако, строго говоря, их информация лишь подтверждала его тревожные опасения. Но с начала 1941-го данные стали нарастать снежным комом. В мартовском донесении Короткова были и такие строки: "Решен вопрос о военном выступлении против СССР..." Сам разведчик был настолько убежден в достоверности информации, стекающейся к нему сразу из нескольких источников, что предложил принять немедленные меры для связи со своей немецкой агентурой во время наступающей войны. А Леман предупредил его, что сотрудники гестапо фактически переведены на казарменное положение. К тому же самому Брайтенбаху приказано переговорить с отставными ветеранами уголовной полиции: надо возвращаться на работу, на Востоке предстоят большие дела.
— А как воспринимали эти тревожные донесения в Москве?
— По крайне мере для Харнака и его группы начали присылать с дипломатической почтой рации, шифры, коды, деньги... Но Коротков просто физически не мог успеть передать антифашистам всю аппаратуру и немецкие марки, доставленные из Москвы во второй половине июня. А радист резидентуры не успел как следует обучить работе на рации немецких антифашистов. Утром в четверг 19 июня 1941-го Леман условным анонимным звонком вызвал сотрудника советской резидентуры на срочную встречу. Она длилась всего несколько минут. Обычно сдержанный Брайтенбах едва выдавил: "Война... Нападение состоится в воскресенье, 22 июня... В три часа утра. Прощайте, товарищ". Так что вряд ли после всего этого можно десятилетиями долбить о "внезапности" фашистской агрессии.
— А что удалось — или не удалось — предпринять Короткову, находившемуся в Берлине, когда началась война?
— Немало. Хотя уже в три часа утра 22 июня здание советского посольства было оцеплено эсэсовцами, почему-то в стальных касках и с карабинами в руках. Единственным дипломатом, которому можно было выезжать в немецкий МИД по предварительной договоренности и в сопровождении начальника охраны посольства офицера СС Хайнеманна, был назначен Валентин Бережков — хороший друг Короткова. Он и помог разведчику вырваться из посольства. Бережков переговорил с Хайнеманном, придумав версию, по которой Коротков хочет проститься со своей любовью — красавицей немкой и передать ей подарок.
— Неужели эсэсовец не понимал всей этой игры?
— Коротков знал, что этот человек, руководивший охраной посольства уже два года, не проявлял неприязни к советским, охотно с ними беседовал. Так что был шанс, что он примет игру. Коротков деликатно переговорил с ним, предложив свои накопления. Ведь при депортации из Германии советским гражданам разрешалось захватить с собой лишь чемодан с носильными вещами и сто марок. Коротков отдал Хайнеманну тысячу.
— Да, игра все та же...
— Но наш разведчик обставил все это красиво, сказав, что пусть уж Хайнеманн на эти деньги оплатит свое парадное обмундирование, все равно пропадать его маркам. Дважды немец вывозил Короткова в город, высаживая где-нибудь около метро. Часа через два подбирал в другом назначенном месте, и они возвращались в посольство. За это время Коротков звонил по телефону-автомату нужному немецкому агенту, передавал инструкции, шифры, деньги...
— Смертельно опасно! Ведь уже шла война. А тут советский разведчик разгуливает по Берлину.
— Верная смерть: окажись Хайнеманн провокатором, Короткова ничего бы не спасло. Ведь формально он находился в посольстве. 2 июля, когда советские дипломаты уезжали из Берлина, они попрощались с начальником охраны. Тот дал понять, что "красавица немка" тут ни при чем: "Возможно, — сказал он, — мне придется когда-нибудь сослаться кому-нибудь на эту услугу. Надеюсь, она не будет забыта".
После войны Коротков пытался разыскать Хайнеманна. Не сумел. Вилли Леман был убит гестаповцами, уничтожены почти все члены "Красной капеллы". Но совершенное ими, Коротковым, другими нашими разведчиками все равно так или иначе приближало час Победы...
Источник: Труд
