ПРАДЕДУШКА ТРЕХ СПЕЦСЛУЖБ
11 Июня 2004
Александр КОНДРАШОВ
Старейшему чекисту Борису Игнатьевичу Гудзю 19 августа 2004 года исполняется 102 года
Дверь в уютный особняк Службы внешней разведки (СВР) распахнулась, и в прихожую вошел сухощавый пожилой человек. Гость быстро пожал руку крепкому полковнику. Тот потряс пальцами:
— Борис Игнатьевич, я хоть и не Ястржембский, но скажу, что рукопожатие у вас крепкое.
Проводив пожилого человека в гостиную, полковник посоветовал мне познакомиться с Борисом Игнатьевичем Гудзем поближе.
— Уникальнейший человек! Прадедушка сразу трех наших спецслужб. Он стоял у истоков советской внешней и военной разведки. А начинал в контрразведке - легендарной ЧК. В этот дом он вхож еще с тысяча девятьсот восемнадцатого года:
— Точнее, с двадцать пятого, — быстро поправил Борис Игнатьевич. — Именно тогда этот исторический особняк перешел к чекистам. А меня привел в ЧК в двадцать третьем году великий разведчик Артур Христианович Артузов. Слышали про знаменитую операцию "Трест"?
Конечно, в СВР России на ее примере учились многие. Для разведчиков-профессионалов не знать операцию "Трест" — это все равно что офицерам Генштаба не помнить про Сталинградскую битву. В этой большой игре советской контрразведки против эмигрантских белогвардейских организаций в двадцатых годах прошлого века участвовали около пяти тысяч человек. Одним из создателей фиктивной антисоветской организации "Либеральные демократы", на удочку которой клюнули многие зарубежные агенты, и был Артур Артузов.
Об этом своем учителе Гудзь готов рассказывать часами. О своей тайной деятельности Борис Игнатьевич говорит скромно. Например, первую загранкомандировку он назвал сугубо технической. Руководители операции "Трест" в далеком 1926 году поручили молодому сотруднику под видом журналиста совершить поездку по маршруту Одесса — Стамбул — Порт-Саид — Пирей — Стамбул — Одесса. За полтора месяца командировки Борис Гудзь должен был выяснить, в каких заграничных портах удобнее всего принять нелегала на советский корабль или тайно высадить на чужой территории нашего агента.
С этим заданием молодой чекист справился успешно. Доложил руководству, что в египетском Порт-Саиде, который тогда контролировали англичане, царит жесточайший контрразведывательный режим. Без слежки и шагу не ступишь. А вот в греческом Пирее советскому разведчику дышалось вольнее. С корабля можно было уйти и прийти на него без всякой проверки.
После первой загранкомандировки Борис выглядел франтом. На 100 долларов командировочных купил два костюма, шляпу, кепи, белые ботинки да еще сшил себе шикарное пальто. Вот какая покупательная способность была у американского бакса в 1926 году!
Модные тогда обновки были своеобразной наградой за успешную работу в Чечне и Дагестане. В 1926 году уполномоченного шестого отделения контрразведывательного отдела Бориса Гудзя с московской Лубянки перебросили в Кавказские горы. Еще в те времена чекисты боролись с бандитскими формированиями. С помощью местной агентуры тогда удалось найти много оружия. В результате крупной спецоперации, проходившей два месяца, горные районы Чечни и Дагестана удалось надолго утихомирить. Увы, сейчас это не могут сделать за десять лет.
В сто с лишним лет Борис Игнатьевич сохранил не только крепкую память, но и острый, ясный ум. Человек эмоциональный, он остро переживает любую фальшь, историческую неправду. В нашем разговоре единственный оставшийся в живых участник операции "Трест" резко обрушился на известного телевизионного ведущего Николая Сванидзе:
— Кривое у него "Зеркало". Это ж надо выдумать, что чекисты сбросили арестованного Бориса Савинкова в пролет лестницы! Хотите расскажу всю правду о его гибели?
— Кому же не хочется сенсационных подробностей? Говорят, именно вы стояли рядом с окном во время самоубийства самого знаменитого российского террориста?
— Нет, у злополучного окна сидел в кресле мой друг — Гриша Сыроежкин. Он даже успел схватить Савинкова за штанину, когда тот неожиданно сиганул с пятого этажа. Дело ведь было не в тюремной камере, а в кабинете заместителя начальника контрразведки Романа Пиляра. Подоконник там очень низкий, решетки на окне нет: Савинкова как раз привезли из ресторана. Конечно, был он выпивши. Черт его знает, почему вдруг взыграли алкогольные градусы? Думаю, именно они обострили давнюю обиду. После того как ему заменили расстрел на десять лет тюрьмы, Борис Савинков затосковал. Он-то надеялся на полную реабилитацию. Более того, в письме Дзержинскому добивался, чтобы его выпустили и дали особо важную работу.
Не сочтите за анекдот, но однажды на допросе у Артузова (было это уже после приговора суда) Борис Викторович сказал: "Если предложите мне выполнять какую-то работу, я готов. Однако поймите меня правильно, Артур Христианович, пойти на вашу должность начальника контрразведки будет для меня маловато, нужно что-то другое".
Савинков был незаурядным человеком и очень высоко ценил себя. А тут неволя. Конечно, тяжело. И это несмотря на комфортные условия содержания. А жил Савинков во внутренней тюрьме Лубянки в камере, больше похожей на гостиничный номер. Там были ковры, мягкая мебель. К нему некоторое время даже допускали жену на ночь. Зачастую обедать и ужинать возили в лучшие московские рестораны, а порой и за город — подышать свежим воздухом на прогулках. ЧК он был нужен.
— Почему же не уберегли?
— Дело случая. Гриша Сыроежкин успел ухватить Савинкова за штанину левой рукой. А она у него была сломана. Вот и не удержал грузного Бориса Викторовича. Тот полетел с пятого этажа и разбился насмерть.
Борис Игнатьевич может часами рассказывать о довоенных операциях контрразведки. Ведь с большинства из них уже снят гриф "секретно". А вот как попал в знаменитый Иностранный отдел (ИНО) — прообраз нынешней Службы внешней разведки — молчит как партизан на допросе у фашистов. А ведь с 1933-го по 1936 год он работал в Японии резидентом ИНО. В Токио в те времена его знали как третьего секретаря советского посольства Бориса Гинце.
Естественно, сразу же возник вопрос, доводилось ли встречаться в Японии со знаменитым советским разведчиком Рихардом Зорге?
— Зорге я никогда не видел, — разочаровывает меня Гудзь. — Я работал по линии Иностранного отдела, он — от военной разведки. Но после Токио меня перевели в Разведуправление Генштаба Красной армии. Вот тогда-то я держал "Рамзая" на связи: читал его донесения, готовил ответы на шифровки Зорге.
Старый разведчик раскрыл принесенную с собой папку: - Это донесение Рихарда я взял в архиве. Он передавал 31 мая 1941 года, а потом и 17 июня, что 9 армий и 150 немецких дивизий совершат нападение на советскую границу 22 июня. Помню, как сидел над этими донесениями начальник Разведупра и качал головой. Тогда он жаловался: "Ну как такое докладывать Сталину?! Ведь он же ничему не верит:"
Рихард Зорге был советским Джеймсом Бондом. Только не киношным, а настоящим агентом 007. Он лихо носился на гоночном мотоцикле, порой попадая в жуткие аварии, вдребезги разбивал женские сердца, не придерживаясь ханжеской партийной целомудренности.
В свои сто с лишним лет не равнодушен к прекрасному полу и Борис Игнатьевич Гудзь. В конце 2002-го, в 101 год, он в третий раз женился. А на машине и мотоцикле ездил до 90 лет и до сих пор очень обижается на ГАИ, которая из-за преклонного возраста водителя не обменяла старые права на новые.
В чем же секрет рекордного долголетия старейшего российского разведчика? Борис Игнатьевич только разводит руками. Говорит, что в детстве часто болел, особым здоровьем не отличался и в юности. Потому еще в молодости бросил курить. А пьяным за всю жизнь был лишь однажды. В 1925 году в Крыму на винном заводе так надегустировался, что позже спиртного в больших количествах не употреблял. Рюмку красного позволяет себе лишь на Новый год и на День чекиста.
Зато до сих пор прадедушка трех российских спецслужб дружит со спортом. Полковник СВР, что познакомил нас с Гудзем, рассказал на прощание такую историю.
Этой зимой достали Борису Игнатьевичу путевку в подмосковный санаторий. И вот он собрался ехать, но в последний момент звонит и спрашивает: "А там лыжи напрокат взять можно или с собой везти?"
Не зря писал поэт: "Гвозди бы делать из этих людей, не было б в мире крепче гвоздей!"
Старейшему чекисту Борису Игнатьевичу Гудзю 19 августа 2004 года исполняется 102 года
Дверь в уютный особняк Службы внешней разведки (СВР) распахнулась, и в прихожую вошел сухощавый пожилой человек. Гость быстро пожал руку крепкому полковнику. Тот потряс пальцами:
— Борис Игнатьевич, я хоть и не Ястржембский, но скажу, что рукопожатие у вас крепкое.
Проводив пожилого человека в гостиную, полковник посоветовал мне познакомиться с Борисом Игнатьевичем Гудзем поближе.
— Уникальнейший человек! Прадедушка сразу трех наших спецслужб. Он стоял у истоков советской внешней и военной разведки. А начинал в контрразведке - легендарной ЧК. В этот дом он вхож еще с тысяча девятьсот восемнадцатого года:
— Точнее, с двадцать пятого, — быстро поправил Борис Игнатьевич. — Именно тогда этот исторический особняк перешел к чекистам. А меня привел в ЧК в двадцать третьем году великий разведчик Артур Христианович Артузов. Слышали про знаменитую операцию "Трест"?
Конечно, в СВР России на ее примере учились многие. Для разведчиков-профессионалов не знать операцию "Трест" — это все равно что офицерам Генштаба не помнить про Сталинградскую битву. В этой большой игре советской контрразведки против эмигрантских белогвардейских организаций в двадцатых годах прошлого века участвовали около пяти тысяч человек. Одним из создателей фиктивной антисоветской организации "Либеральные демократы", на удочку которой клюнули многие зарубежные агенты, и был Артур Артузов.
Об этом своем учителе Гудзь готов рассказывать часами. О своей тайной деятельности Борис Игнатьевич говорит скромно. Например, первую загранкомандировку он назвал сугубо технической. Руководители операции "Трест" в далеком 1926 году поручили молодому сотруднику под видом журналиста совершить поездку по маршруту Одесса — Стамбул — Порт-Саид — Пирей — Стамбул — Одесса. За полтора месяца командировки Борис Гудзь должен был выяснить, в каких заграничных портах удобнее всего принять нелегала на советский корабль или тайно высадить на чужой территории нашего агента.
С этим заданием молодой чекист справился успешно. Доложил руководству, что в египетском Порт-Саиде, который тогда контролировали англичане, царит жесточайший контрразведывательный режим. Без слежки и шагу не ступишь. А вот в греческом Пирее советскому разведчику дышалось вольнее. С корабля можно было уйти и прийти на него без всякой проверки.
После первой загранкомандировки Борис выглядел франтом. На 100 долларов командировочных купил два костюма, шляпу, кепи, белые ботинки да еще сшил себе шикарное пальто. Вот какая покупательная способность была у американского бакса в 1926 году!
Модные тогда обновки были своеобразной наградой за успешную работу в Чечне и Дагестане. В 1926 году уполномоченного шестого отделения контрразведывательного отдела Бориса Гудзя с московской Лубянки перебросили в Кавказские горы. Еще в те времена чекисты боролись с бандитскими формированиями. С помощью местной агентуры тогда удалось найти много оружия. В результате крупной спецоперации, проходившей два месяца, горные районы Чечни и Дагестана удалось надолго утихомирить. Увы, сейчас это не могут сделать за десять лет.
В сто с лишним лет Борис Игнатьевич сохранил не только крепкую память, но и острый, ясный ум. Человек эмоциональный, он остро переживает любую фальшь, историческую неправду. В нашем разговоре единственный оставшийся в живых участник операции "Трест" резко обрушился на известного телевизионного ведущего Николая Сванидзе:
— Кривое у него "Зеркало". Это ж надо выдумать, что чекисты сбросили арестованного Бориса Савинкова в пролет лестницы! Хотите расскажу всю правду о его гибели?
— Кому же не хочется сенсационных подробностей? Говорят, именно вы стояли рядом с окном во время самоубийства самого знаменитого российского террориста?
— Нет, у злополучного окна сидел в кресле мой друг — Гриша Сыроежкин. Он даже успел схватить Савинкова за штанину, когда тот неожиданно сиганул с пятого этажа. Дело ведь было не в тюремной камере, а в кабинете заместителя начальника контрразведки Романа Пиляра. Подоконник там очень низкий, решетки на окне нет: Савинкова как раз привезли из ресторана. Конечно, был он выпивши. Черт его знает, почему вдруг взыграли алкогольные градусы? Думаю, именно они обострили давнюю обиду. После того как ему заменили расстрел на десять лет тюрьмы, Борис Савинков затосковал. Он-то надеялся на полную реабилитацию. Более того, в письме Дзержинскому добивался, чтобы его выпустили и дали особо важную работу.
Не сочтите за анекдот, но однажды на допросе у Артузова (было это уже после приговора суда) Борис Викторович сказал: "Если предложите мне выполнять какую-то работу, я готов. Однако поймите меня правильно, Артур Христианович, пойти на вашу должность начальника контрразведки будет для меня маловато, нужно что-то другое".
Савинков был незаурядным человеком и очень высоко ценил себя. А тут неволя. Конечно, тяжело. И это несмотря на комфортные условия содержания. А жил Савинков во внутренней тюрьме Лубянки в камере, больше похожей на гостиничный номер. Там были ковры, мягкая мебель. К нему некоторое время даже допускали жену на ночь. Зачастую обедать и ужинать возили в лучшие московские рестораны, а порой и за город — подышать свежим воздухом на прогулках. ЧК он был нужен.
— Почему же не уберегли?
— Дело случая. Гриша Сыроежкин успел ухватить Савинкова за штанину левой рукой. А она у него была сломана. Вот и не удержал грузного Бориса Викторовича. Тот полетел с пятого этажа и разбился насмерть.
Борис Игнатьевич может часами рассказывать о довоенных операциях контрразведки. Ведь с большинства из них уже снят гриф "секретно". А вот как попал в знаменитый Иностранный отдел (ИНО) — прообраз нынешней Службы внешней разведки — молчит как партизан на допросе у фашистов. А ведь с 1933-го по 1936 год он работал в Японии резидентом ИНО. В Токио в те времена его знали как третьего секретаря советского посольства Бориса Гинце.
Естественно, сразу же возник вопрос, доводилось ли встречаться в Японии со знаменитым советским разведчиком Рихардом Зорге?
— Зорге я никогда не видел, — разочаровывает меня Гудзь. — Я работал по линии Иностранного отдела, он — от военной разведки. Но после Токио меня перевели в Разведуправление Генштаба Красной армии. Вот тогда-то я держал "Рамзая" на связи: читал его донесения, готовил ответы на шифровки Зорге.
Старый разведчик раскрыл принесенную с собой папку: - Это донесение Рихарда я взял в архиве. Он передавал 31 мая 1941 года, а потом и 17 июня, что 9 армий и 150 немецких дивизий совершат нападение на советскую границу 22 июня. Помню, как сидел над этими донесениями начальник Разведупра и качал головой. Тогда он жаловался: "Ну как такое докладывать Сталину?! Ведь он же ничему не верит:"
Рихард Зорге был советским Джеймсом Бондом. Только не киношным, а настоящим агентом 007. Он лихо носился на гоночном мотоцикле, порой попадая в жуткие аварии, вдребезги разбивал женские сердца, не придерживаясь ханжеской партийной целомудренности.
В свои сто с лишним лет не равнодушен к прекрасному полу и Борис Игнатьевич Гудзь. В конце 2002-го, в 101 год, он в третий раз женился. А на машине и мотоцикле ездил до 90 лет и до сих пор очень обижается на ГАИ, которая из-за преклонного возраста водителя не обменяла старые права на новые.
В чем же секрет рекордного долголетия старейшего российского разведчика? Борис Игнатьевич только разводит руками. Говорит, что в детстве часто болел, особым здоровьем не отличался и в юности. Потому еще в молодости бросил курить. А пьяным за всю жизнь был лишь однажды. В 1925 году в Крыму на винном заводе так надегустировался, что позже спиртного в больших количествах не употреблял. Рюмку красного позволяет себе лишь на Новый год и на День чекиста.
Зато до сих пор прадедушка трех российских спецслужб дружит со спортом. Полковник СВР, что познакомил нас с Гудзем, рассказал на прощание такую историю.
Этой зимой достали Борису Игнатьевичу путевку в подмосковный санаторий. И вот он собрался ехать, но в последний момент звонит и спрашивает: "А там лыжи напрокат взять можно или с собой везти?"
Не зря писал поэт: "Гвозди бы делать из этих людей, не было б в мире крепче гвоздей!"
Источник: Родная газета
