Знал ли Сталин дату начала войны?

Виктор ЛЕБЕДЕВ

БЕРЛИНСКАЯ РЕЗИДЕНТУРА СОВЕТСКОЙ РАЗВЕДКИ ОКАЗАЛАСЬ НА ВЫСОТЕ ПОСТАВЛЕННЫХ ЗАДАЧ

Почти 65 лет прошло со дня победоносного окончания Великой Отечественной войны, а вопросы, связанные с ее трагическим для советского народа началом, до сих пор волнуют российских историков. Какова же роль разведки органов госбезопасности в информировании политического руководства Советского Союза о сроках и обстоятельствах нападения Германии на СССР? Оживленная, если не сказать — ожесточенная дискуссия по этому вопросу, длящаяся уже не первое десятилетие, позволяет выявить два основных направления оценок. 

Первое. Разведка неоднократно доводила информацию о датах начала войны до руководства страны. Однако Кремль в силу убежденности Сталина в том, что Германия не будет вести войну на два фронта и, следовательно, не начнет ее против СССР раньше достижения победы над Великобританией (или заключения с ней мира), своевременно не предпринял должных мер по мобилизации армии и народа для отражения агрессии. 

Второе. Внешняя разведка по ряду причин (репрессии середины — конца 30-х годов, слабая профессиональная подготовка чекистов-разведчиков, малочисленность агентурной сети, организованная нацистами массированная кампания дезинформации) не смогла обеспечить руководство страны надежными разведданными о подготовке Германии к нападению на СССР. В результате Красная армия оказалась не готова к агрессии. 

Перед историками закономерно встает необходимость выяснить, в каких условиях проходила деятельность отечественной разведки накануне войны, какие задачи ставились перед ней руководством страны, насколько результативно она их выполняла. 

Попытаемся рассмотреть основные факторы, влиявшие на ее работу в тот непростой период. Наглядно это можно проследить на примере работы "легальной" резидентуры внешней разведки в Берлине в предвоенный период. 

Политическая обстановка в Европе в 30-е годы характеризовалась необратимым нарастанием международной напряженности. Отправной точкой этого процесса стал отказ Германии от выполнения статей Версальского мирного договора, ущемлявших ее безопасность, и начало подготовки к новой войне. Кардинальные изменения внешнеполитического курса после прихода в 1933 году к власти Гитлера повлекли за собой постановку новых задач ряду загранаппаратов советской внешней разведки, в первую очередь берлинской резидентуре. 

В конце 20-х — начале 30-х годов приоритетным направлением деятельности Иностранного отдела ОГПУ — НКВД являлось вскрытие, нейтрализация и ликвидация внешних угроз, исходящих от зарубежных спецслужб и еще не утратившей своего боевого потенциала белой эмиграции, а также добывание научно-технической информации. Однако в сентябре 1938 года на первое место была поставлена политическая проблематика. 

В предвоенный период перед сотрудниками внешней разведки в Германии стояли задачи по агентурному проникновению в МИД, внешнеполитический и информационный отделы НСДАП (правящая национал-социалистская партия), министерство пропаганды, СД (служба безопасности), гестапо (политическая полиция), абвер (военная разведка), а также в ведомства, поддерживающие хозяйственно-экономические отношения с Советским Союзом. По научно-техническому направлению необходимо было вести активную разработку ряда ведущих концернов, фирм и крупных немецких предприятий для получения чертежей и образцов последних технических новинок. 

Оперативная обстановка в Германии до прихода к власти нацистов была достаточно благоприятной для организации разведдеятельности. Однако переход к нацистскому тоталитаризму, резкое ужесточение режима повлекли за собой значительное усиление и активизацию деятельности германских спецслужб. Одним из основных направлений их деятельности стала оперативная разработка Полпредства СССР в Берлине, торгово-экономических представительств, членов многочисленных советских делегаций. Эти обстоятельства существенно осложняли условия, в которых решались разведывательные задачи. 

Какими силами выполнялись эти задачи? В 1938 году пятый отдел (внешняя разведка) Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) НКВД СССР насчитывал 13 отделений. По состоянию на февраль 1941 года его загранаппарат состоял из 45 "легальных" и 14 нелегальных резидентур общей численностью 242 оперативных работника, которые имели на связи более 600 агентов. 

Берлинская "легальная" резидентура была одной из ключевых точек советской внешней разведки в течение всего предвоенного периода. Ее работу курировал начальник первого отделения пятого отдела ГУГБ П. Журавлев, обладавший значительным оперативным опытом (в 20-е годы работал в резидентурах в Каунасе, Праге, Стамбуле, Риме). Как человек широкого политического кругозора, умевший квалифицированно анализировать развединформацию, он отчетливо представлял наиболее вероятные перспективы советско-германских отношений. Разрозненные данные, прямо или косвенно свидетельствующие о подготовке Германии к нападению на СССР, Журавлев по своей инициативе стал собирать и систематизировать уже начиная со второй половины 30-х годов. Информация — как секретная (агентурные сообщения резидентур, контрразведывательных органов, сведения из военной разведки, от пограничников), так и открытая (аналитические статьи зарубежной прессы, справочные данные и др.) тщательно отбиралась и анализировалась. Позднее это обширное досье было зарегистрировано как оперативное дело под названием "Факты". Его материалы дополняли те агентурные сообщения, которые напрямую направлялись И. Сталину, В. Молотову, Л. Берии, руководству Красной армии. 

Первый коллектив разведчиков приступил к работе в Германии в 1922 году под прикрытием Полпредства СССР. Численный состав резидентуры в разное время был неодинаков. Так, если в 1932-1935 годах в ней работали 13-16 чекистов-разведчиков, то в начале 1936 года — не более 10, а в 1938-м — всего четверо. Достаточно часто менялись и руководители резидентуры. Во второй половине 30-х годов некоторые из них, такие как Б. Ильк, И. Каминский, Б. Берман и Б. Гордон, были отозваны в Москву и репрессированы. 

К началу 30-х годов внешняя разведка располагала в Германии агентурными позициями в ведущих министерствах и ведомствах страны. На связи находились более 70 агентов. Однако в начале 40-х годов по разным причинам их число снизилось почти в три раза. Тем не менее качество этой агентуры объективно было весьма высоким (агенты "Старшина", "Корсиканец", "Брайтенбах" и другие, которых по праву относили к особо ценным источникам). 

Важным фактором, негативно повлиявшим на деятельность резидентуры (не только берлинской) накануне Великой Отечественной войны, стала ее недостаточная готовность к работе в особый период, то есть после начала военных действий. В предвоенные годы в загранаппараты был разослан специальный циркуляр, обязывающий их ввиду нарастания военной угрозы подготовить соответствующие мобилизационные планы, в рамках которых наметить меры по реорганизации разведдеятельности в военный период, в частности разработать дополнительные условия связи с агентурой. Первостепенное внимание уделялось вопросам организации бесперебойной радиосвязи с центром. Для этого руководство внешней разведки дополнительно развернуло на территории нашей страны несколько радиостанций. 

Серьезной проблемой для внешней разведки стала назревшая к середине 30-х годов необходимость организационно разделить деятельность "легальных" и нелегальных резидентур. Но попытки налаживания их полной автономности друг от друга носили половинчатый характер, что во многом объяснялось объективными причинами: нелегальные резидентуры, как правило, направляли свою информацию в центр с помощью радиопередатчиков "легальных" резидентур. 

Еще одна причина, затруднявшая работу разведки в условиях тотального контроля германских спецслужб за населением страны, — существенное сужение возможности вербовки среди немцев агентов, исполнявших роли курьеров, связников, содержателей конспиративных квартир и почтовых адресов. 

В мае 1939 года начальником внешней разведки был назначен майор госбезопасности (что соответствовало армейскому званию полковника) П. Фитин, руководивший ею на протяжении всей войны. Именно его заслуга в том, что внешняя разведка к началу 1941 года не только восстановила свои агентурные позиции в приоритетных иностранных государствах, но и сумела добыть важную упреждающую информацию об основных политических проблемах, интересовавших руководство страны. 

Лейтмотивом в ряду критических замечаний в адрес разведки был упрек в низком уровне и даже почти полном отсутствии обработки центральным аппаратом добываемых сведений. Действительно, в Иностранном отделе ОГПУ, а позднее — в пятом отделе ГУГБ НКВД отсутствовало информационно-аналитическое подразделение (было создано в декабре 1943 года). Однако в середине 30-х годов в нем имелись несколько работников, готовивших сводки и обзоры всей поступающей из-за рубежа информации, включая справки аналитического характера. 

Что касается загранаппаратов, то в ряду причин, препятствовавших углубленному анализу сведений, добываемых "легальными" резидентурами, в том числе и берлинской, можно назвать следующие. 

Накануне войны берлинская резидентура добывала довольно объемную секретную информацию, в том числе документальную, что было особенно характерно для ее научно-технического направления. Чертежи, схемы, описания приборов, различные инструкции и т. п. насчитывали, без преувеличения, тысячи листов, поэтому анализ такой информации в резидентуре не проводился. После ее получения и первичной обработки в центре, заключавшейся в "обезличивании" документов в целях сокрытия источника, она направлялась в заинтересованные наркоматы страны. Иначе обстояло дело с политической информацией. Уже в ходе ее получения оперативный работник совместно с агентом, если позволяли условия встречи, обсуждал ее, пытаясь распознать дезинформацию, намечал перспективные вопросы для дальнейшего разведывательного изучения. В оперативных письмах в центр сотрудники резидентуры по возможности обобщали данные, полученные от разных источников. 

Из-за несовершенства радиоаппаратуры большая часть информации доставлялась в Москву курьерами в непроявленных фотопленках. Сжатые сроки подготовки почты к отправке, в том числе длительность процесса фотографирования, оставляли мало времени для аналитической обработки сведений. Свою ограничительную роль играли и инструкции центра о том, что задача разведчиков состоит в добывании сведений, а их последующий анализ и обобщение — прерогатива руководства. 

Тем не менее центр периодически рекомендовал резидентурам обратить внимание на низкий уровень аналитической обработки добываемых ими материалов. В этой связи любопытен ответ на подобные замечания резидента другой (лондонской) "легальной" резидентуры. В конце 30-х годов в одном из отчетов он прямо написал, что его подчиненные в силу огромного объема получаемых сведений при их подготовке к отправке не то что анализировать — прочитать ее до конца не имеют возможности. 

Важно подчеркнуть, что накануне Великой Отечественной войны по количеству агентурных сообщений берлинская "легальная" резидентура занимала в пятом отделе ГУГБ первое место. До двух третей всей информации разведки, направлявшейся руководству страны, составляли именно ее материалы. 

Закономерный вопрос: что это была за информация? Представление о ней дает одно из заданий центра берлинской резидентуре, в котором ей предписывается добывать развединформацию по таким вопросам, как общая численность германской армии и распределение ее контингента, организационно-штатная структура германских воинских соединений, количество танков, бронемашин, орудий, авиации, имеющиеся производственные мощности по их выпуску, над какими опытными образцами вооружений работают сейчас немцы, дислокация штабов германской армии, планы военных операций против СССР. 

Работу со своими источниками разведчики строили согласно аналогичным заданиям, и конкретная информация по соответствующим вопросам постоянно поступала в центр. Подсчитано, что только с июля 1939-го по июнь 1941 года руководство внешней разведки направило в Политбюро ЦК ВКП(б) более 120 сообщений, касавшихся различных аспектов подготовки Германии к нападению на СССР. 

Как же эта информация использовалась? С одной стороны, И. Сталину докладывали, что вермахт готов к вторжению, хозяйственные ведомства Германии широкомасштабно планируют освоение обширных территорий Советского Союза после их оккупации. Одним из неопровержимых аргументов, подтверждающих эти сведения, стало, в частности, сообщение, доложенное в ЦК ВКП(б) 9 июня 1941 года, о том, что для экономического руководства оккупированными территориями создан отдельный орган "Хозяйственная организация особого назначения", куда вошли около двух тысяч специалистов в области промышленности и сельского хозяйства. Все они были зачислены на военную службу и получили звание военно-хозяйственных советников. 

С другой стороны, к И. Сталину поступали сведения о намерениях руководителей Третьего рейха приступить к мирным переговорам с Англией с целью прекратить затянувшуюся и малорезультативную для обеих держав войну. Но в наличие сколько-нибудь серьезной оппозиции прогерманскому курсу в британском руководстве И. Сталин, по-видимому, просто не верил. 

Насколько серьезно относился Гитлер к внешнеполитическому обеспечению предстоящего нападения на Советский Союз, свидетельствует тот факт, что окончательная его дата — 22 июня — была определена Гитлером 10 июня — ровно месяц спустя после перелета в Англию второго человека в НСДАП Р. Гесса. Общеизвестно, что германское военное руководство, рассчитывая разгромить Красную армию в ходе максимально мощного молниеносного удара, придавало фактору внезапности огромное значение. По этой причине точную дату начала войны против СССР долгое время знал только один человек — сам Гитлер. Попробуем проследить, в какой последовательности развивались события. Как известно, 22 июня 1940 года в Компьенском лесу был подписан Акт о капитуляции Франции. На эту же дату, будучи суеверным человеком, Гитлер наметил нападение на Советский Союз. Директиву № 21, больше известную как план "Барбаросса", он подписал еще 18 декабря 1940 года. Этот план, существовавший всего в девяти экземплярах, получили начальники трех видов вооруженных сил — сухопутных, военно-воздушных и военно-морских. Остальные экземпляры всю войну пролежали в личном сейфе Гитлера. Но точной даты не было и там. Лишь 30 апреля 1941 года, меньше чем за два месяца до начала войны, во время совещания с узким кругом военачальников Гитлер огласил дату начала боевых действий. Войскам ее объявили еще позже — 10 июня, и сделал это начальник генерального штаба сухопутных войск Ф. Гальдер. 

Примечательно, что план "Барбаросса" все же был добыт советской разведкой, хотя не в оригинале или копии, а в изложении. Отсутствие должной реакции военных на этот важнейший документ, по-видимому, объясняется огромным объемом документов, поступавших в Генеральный штаб в тот период. Отечественные ученые, специализирующиеся в области военной истории, ссылаются, к примеру, на то, что после войны маршал Г. К. Жуков был крайне удивлен, увидев свою подпись на донесении, отражающем содержание плана "Барбаросса". 

Можно предположить, что в той конкретной исторической обстановке выяснение точной даты нападения мало бы что изменило. Еще один важный момент — развернутая спецслужбами Третьего рейха массированная дезинформационная кампания для сокрытия не только даты начала войны, но и обстоятельств этого начала (завершение войны с Англией, предъявление СССР некоего ультиматума и др.), а также направлений главных ударов. Невольными ее жертвами стали многие агенты внешней разведки, добросовестно отслеживавшие мероприятия по подготовке Германии к войне с СССР. Так, в декабре 1940 года от агента "Экстерн" поступило сообщение о предстоящем походе вермахта на Африку, который будет осуществляться через Италию и Балканы. Аналогичную информацию сообщил и агент "Брайтенбах". А ведь это были проверенные и надежные источники берлинской резидентуры! 

В феврале и мае 1941 года начальник штаба верховного главнокомандования вооруженными силами Германии В. Кейтель подписал две директивы, предусматривавшие специальные меры по сокрытию приготовлений к операции "Барбаросса". Не все эти приготовления были своевременно выявлены, содержащие дезинформацию сообщения подчас ложились на стол высшего руководства нашей страны. Однако еще в сентябре 1940 года от ценного источника берлинской резидентуры "Корсиканца" в центр поступили сведения о твердом намерении Гитлера начать войну против СССР весной будущего года. И это сообщение было далеко не единственным. За два дня до нападения — 19 июня — сотрудник берлинской резидентуры Б. Журавлев от другого ценного источника "Брайтенбаха" получил информацию о точной дате нападения — 22 июня. 

Какие же решения относительно своих действий хотя бы на ближайшую перспективу должен был принять И. Сталин в сложившихся к весне 1941 года обстоятельствах? Дать однозначный ответ на этот вопрос представляется затруднительным. И. Сталин, как известно, предпочел твердо придерживаться политики нейтралитета по отношению к Германии и строго выполнять все взятые на себя обязательства по поставкам сырья и материалов, чтобы не дать оснований заподозрить СССР в приготовлениях мобилизационного характера. 

В этой связи совершенно логичным и оправданным выглядит сообщение ТАСС от 13 июня, зачитанное по радио и опубликованное 14 июня 1941 года в советской прессе. Оно не только явилось наглядным и убедительным подтверждением мирной политики Советского Союза и неукоснительного соблюдения им советско-германского Договора о ненападении от 23 августа 1939 года, но также стало одновременным предупреждением обеим "договаривающимся сторонам": Англии — о том, что советское руководство осведомлено о попытках Германии заключить с ней перемирие; Германии — о том, что ее тактика на провоцирование нашей стороны путем разного рода политических деклараций и пограничных конфликтов столь же понятна, сколь и безрезультатна. Подобная стратегия имела свои — и крупные — издержки, но, как представляется в условиях сложившейся к весне 1941 года ситуации, она была безусловно оправданной. 

Подводя итоги деятельности одного из ключевых загранаппаратов внешней разведки — ее "легальной" резидентуры в Берлине, можно с достаточным основанием констатировать, что берлинская резидентура, как и внешняя разведка в целом, несмотря на ряд объективных трудностей, оказалась на высоте поставленных задач, сделала все возможное для информирования руководства страны о наиболее значимых деталях агрессивных устремлений нацистской Германии на Восток. Однако повлиять на принятие политических решений советским руководством в тех конкретных исторических обстоятельствах добываемая разведкой информация не могла.