Леонид ШЕБАРШИН: В разведку идут патриоты и романтики

ЕВГЕНИЙ ВЕРЛИН, АЛЕКСАНДР ШАБУРКИН

Чем отличаются разведчики от шпионов? В детстве нам всем было понятно: "наши" — разведчики, а "их", конечно, — шпионы. Но вот если кто-то из них меняется местами, то что тогда: и те, и другие становятся предателями? Что движет "бойцами невидимого фронта" с той и другой стороны: возможность самореализации, материальный интерес, патриотизм? О подноготной самой щекотливой и опасной профессии в мире нашим корреспондентам Евгению ВЕРЛИНУ и Александру ШАБУРКИНУ в канун отмечаемого сегодня 80-летия Службы внешней разведки рассказал бывший руководитель Первого главного управления КГБ СССР Леонид ШЕБАРШИН.

- Насколько изменились критерии профессионализма разведчика по сравнению с тем, что было 20 — 30 лет назад? Изменилось ли соотношение профессионализма, идеологических и чисто личностных факторов?

 — Мне трудно судить о дне сегодняшнем — ведь я уже почти десять лет, как не работаю в разведке. Но все же могу сделать какие-то заключения, основанные на своих наблюдениях. Сегодня мы ушли от официальной идеологии, не столько от идеологии, сколько от фразеологии. У нас был железный стержень — это патриотизм, на который каким-то образом искусственно накладывались интернационализм, "борьба за счастье трудящихся во всем мире" и т.д. В разные времена это было по-разному, но одно оставалось неизменным — это преданность своему Отечеству. Вот этот компонент нашего идеологического набора никак не изменился и, пожалуй, даже стал более весомым. Легко быть сыном Отечества, когда оно процветает. А вот быть сыном Отечества и работать на его благо, когда Отечеству приходится сложно, вот тут-то, я думаю, и начинается проверка людей на их цельность... Встречаясь со своими коллегами, которые продолжают работать, и с людьми, которые недавно вступили на эту стезю, я с большим удовлетворением отмечаю, что это патриоты.
Требования к разведчикам-профессионалам, а я могу судить о периоде за 40 лет, не изменились. Пожалуй, со временем происходило некоторое улучшение профессионального опыта. Сейчас в разведке трудно найти людей, которые бы владели меньше чем двумя языками. Очень много таких, которые в совершенстве знают по нескольку языков. Общий культурный уровень повысился.
В нашем деле личность значит много, гораздо больше, чем в иных схожих сферах деятельности. Разведчик должен уметь быстро и самостоятельно принимать решение, порой молниеносно оценивать ситуацию, степень риска, ту ответственность, которую он берет на себя.
Немаловажно доверие начальника к подчиненному и доверие подчиненного к начальнику. Чтобы работник, который работает в "поле", с агентурой, знал: даже если он совершит какую-то ошибку, даже если он попадет в тяжелую ситуацию, начальство не представит дело так, что, мол, оно тут ни при чем, что он, дескать, сам виноват.
У меня, к примеру, один сотрудник попадал в довольно сложные ситуации: его за границей задерживали, арестовывали, но он вел себя самым достойным образом, и, когда вернулся, я объявил ему благодарность, хотя кто-то тогда пытался представить дело так, что он, мол, неправильно себя там вел, "сам засветился". На самом деле его не очень правильно инструктировали, и те, кто был в этом повинен, получили соответствующие взыскания. Доверие, взаимопомощь и выручка — очень хорошие качества. Это один из принципов работы в разведке.
- Чем же сегодня руководствуется человек, который поступает на службу в разведку?

 — Во-первых, разведка — удивительно интересное дело. Я считаю, что мне в жизни чрезвычайно повезло, что меня пригласили работать в разведку. Это было тридцать лет исключительно напряженной, жутко интересной, но и временами достаточно нервной работы. Думаю, что молодые люди, которые сейчас пришли нам на смену, тоже нашли в этом свое призвание — какими бы они прагматиками ни были...
У молодых людей всегда есть тяга к чему-то необычному, к романтике. Так вот наша профессия дает возможность прикоснуться и к тому, и к другому. И второе — как это ни странно покажется в наш прагматический век — все-таки есть стремление у молодых быть полезным своему Отечеству. И я с удовлетворением отмечаю, что это у новобранцев очень важный мотив. У кого этого мотива нет, то они, как правило, долго не удерживаются, даже если обладают хорошими личными и деловыми качествами.
- И все-таки одним чувством долга сыт не будешь. Как государство оплачивает труд своих сынов на этом поприще, достойно ли?

 — Нет, не достойно — в смысле материальном, конечно. Платят, насколько я знаю, довольно скудно. Может быть, немножко лучше и порегулярнее, чем армейским офицерам.
- Допустим, если сотрудники СВР узнают о том, что представители нашей страны, например, из тех, кто работает за рубежом, замешаны в каких-то коррупционных операциях, как они на это реагируют?

 — Разведка активно занимается, и это известно, экономическими проблемами, а подключена ли она к борьбе с коррупцией, я не знаю. Если речь идет о каких-то крупных махинациях, которые затрагивают интересы государства, думаю, разведка обязательно должна докладывать о таких вещах.
- А теперь о самом интригующем: кто кого и как вербовал и перевербовывал в ваше время?

 — Ну, в те годы западники пытались вербовать всех — и дипломатов, и торговых работников, и ученых, и, я бы сказал, делали это с каким-то неистовством. Каждый, кто только высунулся, становился объектом пристального внимания; особенно это усилилось в перестроечные времена. Сигнал был дан, что русских надо вербовать. Американцы тогда просто оборзели, стали искать для этого любой повод. В ресторане, на рыбалке... стоило только остаться с ним один на один, а он тебе сразу: "Продавайся".
- Это было связано с кризисом и развалом СССР?
 — Они считали тогда, что наступил момент, когда можно набрать агентуры на долгие годы вперед, не только на сегодня. Кстати, "дело Поупа" в этом плане весьма характерный пример. У него есть, конечно, политическая подоплека, но это в то же время и предупреждение американцам: "Ребята, не хулиганьте. Наша контрразведка действует". Это и предупреждение тем, кто поддается на соблазн продаться иностранной разведке.
- А какими мотивами руководствуются иностранцы, когда их вербуют ваши коллеги? Раньше вроде бы немаловажной была идейная составляющая.

 — Она и сегодня осталась. Дело в том, что далеко не все человечество радуется однополярному миру и попыткам его создать.
- Если говорить о материальной стороне, каковы "гонорары" агентов и формы их выплаты?

 — Совершенно разные. Это определяется многими параметрами. Во-первых, реальным статусом агента с точки зрения его доступа к совсекретной информации. Это основное. Затем: степень риска для агента. Если человек, скажем, работает в Агентстве национальной безопасности, ФБР, ЦРУ, госдепе, Форин офисе, то он, естественно, подвержен более серьезному риску...
Системы оплаты тоже были разные. Бывало, платили содержание (устанавливалась как бы постоянная зарплата), а бывало, что платили наличными или переводили деньги на счет в банк нейтральной страны. А иногда даже в нашем Госбанке открывался счет. Иногда проплачивали на разовой, так сказать, основе, за конкретные документы. А они могут стоить сколько угодно: и 100 долларов, и тысячу, а иногда и сто тысяч. Все также зависит от конкретной страны, от уровня жизни в ней. Если, к примеру, взять мой любимый Пакистан, то там у наших агентов очень скромные были запросы. Стыдно вспоминать, как мало я платил хорошим людям, надо было бы гораздо больше, но они и этим были очень довольны. В Штатах, в Великобритании, конечно, другие стандарты.
- Всегда ли окупалась эта информация?
 — Это вопрос, который постоянно беспокоит посторонних исследователей. Вот один пример, он из давних времен. Документацию по одному из истребителей покупали за 600 долларов, а реальная стоимость ее — в плане возможности технического заимствования — была несколько миллионов долларов. Эффективно?
В целом с точки зрения экономической научно-техническая разведка полностью окупала все расходы. Скажем, мы на основании разведывательных данных посчитали — это было еще перед подписанием Конвенции по уничтожению химического оружия, — что нам выполнение этих обязательств обойдется по тогдашним деньгам, если не ошибаюсь, примерно в 7 млрд рублей, которых тогда уже (это был примерно 1988-й или 1989 год) у государства не было. Соответственно разумно было бы тогда найти какие-то увертки и уклониться от выполнения обязательств. Увы, наше руководство тогда было нацелено на то, чтобы во всем подпевать, успевать за Западом: раз те сказали, что подписываем, значит, подписываем.
- Соотношение перебежчиков сегодня и 20 лет назад?
 — Сейчас не просто меньше, они просто не нужны. То есть агентура-то нужна, а вот перебежчики — нет. Тогда в этом был политический смысл, это все были удары по Советскому Союзу, ведь вербовали для того, чтобы человек остался там. Сейчас, уверен, вербуют, чтобы человек был здесь, в России.
- В данном случае что все-таки перевешивает: идейная или материальная сторона?

 — Конечно, второе. Но, естественно, каждому прохвосту хочется выглядеть в благородном свете. Олег Гордиевский, к примеру, говорит, что "воевал с системой", Владимир Кузичкин — что его, мол, возмутило, что передавали деньги на разные цели Народной партии Ирана. Деньги, кстати, были совершенно пустяковые, даже по тем временам, но он искал себе оправдание. На самом же деле всех их интересовали в первую очередь деньги.
Бывало и так, что человек запутался, скажем, с женщинами. А бывало, что играли в азартные игры, проигрывались, а потом шли в американское посольство и для начала за небольшие деньги продавались, чтобы расплатиться с долгами. Я знаю такой реальный случай. Парень проигрался в рулетку, а по пути домой зашел и продался. Его потом поймали в Москве на тайниковой операции. Раскололи. А затем расстреляли.
- То есть можно сказать, что со стороны противника использовались, так сказать, материально-низменные мотивы. А с нашей разве не так?

 — Мне приходилось самому работать довольно много с агентурой — как действующей, так и той, которая уже вышла в тираж. Так вот скажу: сколько бы люди на нас ни зарабатывали, неотъемлемой стороной все-таки была симпатия или к Союзу, или к разведке, или к конкретному советскому человеку. Ведь если кто-то решил заработать на своем доступе к информации, то перед ним достаточно обширный рынок потенциальных покупателей: можно пойти к китайцам, можно к иранцам, к англичанам. Но вот почему-то иногда идут к нам. Значит, надо разбираться: откуда взялась симпатия. У кого-то в России бабушка жила, у кого-то дедушка в плен попал (так бывало у японцев, немцев), а вернулся русофилом. В итоге же детям, внукам передается позитивный интерес к России, а это уже основа для какого-то сближения.
- Как в разведке относятся к употреблению спиртного?
 — Разведчики, конечно, люди. Есть пьющие, бывают и сильно пьющие, от которых сложно избавиться. Но избавлялись. Сущая ерунда, что в нашей работе не обойтись без выпивки.
- А "шпионки с крепким телом" вами используются?
 — Как правило, нет. Хотя, конечно, сексуальный фактор на вооружении имеется. Почему бы не доставить удовольствие секретарше, а заодно и выведать секреты ее босса? Хотя чаще подобные приемы все же используются контрразведкой. За границей это делать намного сложнее. Но найти такого Ромео, который, скажем, вхож к американским шифровальщицам, было всегда интересно и разведке.